А с револьверами было так.
На другой стороне картофельного поля был какой-то сарай. Я и сейчас не знаю, что в нем находится – но его сторожил хромоногий старик. И вот когда нам надоело воевать друг с другом, пуляя понарошке из револьверов («пх», «пх» или «тух!» «тух!» – примерно так звучали выстрелы), мы с Валеркой решили атаковать этот сарай.
Как раз в то время в аптеке продавались дымовые шашки для травли мух. Мы купили несколько штук и собрались их опробовать. Именно во время атаки.
И вот такая картина маслом: мы с Миутом сидим возле стены котельной, с нами рядом Валюха и Галка, а в сторону сарая двигаются цепочкой Гемаюн, Бульдозер, и с ними еще человек пять их приятелей – они приходили в нашу компанию частенько, нравилось им играть с нами.
Все – с револьверами в руках, слышны команды Гемаюна: «Организованней, ребята!» и «Не разбредаться, цепочкой идем, цепочкой!»
То есть все на полном серьезе.
Мы с Валеркой покуриваем сигареты – понарошку, не-в-затяг, для солидности. Девчонки с восхищением смотрят на нас и на наших «бойцов», которые почти достигли вражьего логова – сарая на противоположном конце поля.
И тут раздается рев, откуда-то выбегает, ковыляя и опираясь на клюку, старик-сторож, и наши с Миутой воины бросаются в позорное бегство. Мы вскакиваем, кричим: «А ну, назад» и «Отступать организованно! Отстреливайтесь, вашу мать!», и порядок восстановлен: вновь на поле реденькая цепочка, наши богатыри теперь отходят медленно, пригибаясь, лицом к врагу, при этом отстреливаются из револьверов. Теперь с поля слышно только «пх!», «пх!» и «тух!», «тух!», а также сочный мат сторожа, который никак не может приблизиться к быстроногому противнику, и это его сильно раздражает, потому что мальчишки не убегают, а повинуясь командам, которые громко отдаю я: «Организованней отступаем! Отстреливайтесь, отстреливайтесь!», отстреливаются, целясь в него из «наганов».
Валерка тем временем деловито раскладывает рядом с собой отравляющие шашки из аптеки. Девчонки хохочут. С поля раздается «Тух! Тух» и «Е… вашу мать! Убью!», и снова «Пх! Тух!»
Мальчишки отступают, не ломая строя, и отстреливаясь! Сторож матерится и от бессилия кидается в них комками земли. Девчонки уже просто визжат от хохота, а мы с Валерой начинаем деловито поджигать кончиками сигарет запальники шашек и, выбегая на поле, бросать их прямо на пространство, разделяющее «наших» и «врага». Вверх через пару секунд вздымаются клубы серого вонючего дыма, и тут уж мальчишки, закрывая носы руками, бегут к нам, мы все вместе укрываемся от дыма в котельной, а что стало со сторожем – нам до сих пор неизвестно. Уковылял назад к себе, наверное…
А если бы и пробрался сквозь дымзавесу – он обнаружил бы нас внутри стройки сидяших на верхотуре на «лесах». Ну, и что бы он мог сделать?
Наши предосудительные развлечения не ограничивались подобными войсковыми операциями. Например, прошлым летом мы решили обследовать некое строение, которое располагалось прямо за нашими усадьбами, то есть – уже непосредственно на нашей улице. В сарае мы обнаружили полуразобранный грузовой автомобиль Газ-66, и мы с Валерой, как будущие шофера-профессионалы, деловито осмотрели его, залезли под капот, и при этом обменивались профессиональными терминами, вроде: «Смотри, карбюратор новый почти!», «А маслопроводы уже отвинтили, заразы!», «И провода все отодраны! «А прерыватель, смотри, на месте!», Ну, и далее в том же духе.
Наши сателлиты стояли вокруг и открыв рты, восхищенно слушали эти реплики. А мы с Валеркой чувствовали, как наш авторитет в их глазах растет, как дрожжевое тесто, то есть – буквально на глазах.
Несколько дней мы играли на крыше этого и соседних брошенных сараев, но однажды днем все закончилось.
Здесь нужно описать диспозицию.
Несколько наших домов были между собой соединены калитками. Дело в том, что питьевая вода тогда была только в колонках на углу каждого пересечения улиц, в домах водопроводов не было.
Но вот в огороде углового дома Гемаюнских, на пересечении Кучеровых и Гаражной, был вырыт колодец, в котором была очень вкусная вода. Вот чтобы вся улица могла ходить к колодцу за водой, и были сделаны калитки в загородках, отделяющих усадьбы друг от друга.
В проемах всех калиток внизу были прибиты доски в виде порога. Это – чтобы летом цыплята не шлялись к соседям и не «травили» посадки.
А вот теперь такая картина. Утро, солнце, тишина. На крыше сарая с грузовиком носятся наши малолетние друзья, мы с Валеркой что-то обсуждаем, рядом, как обычно – Валюха и Галка. И тут вдруг благостный покой разрывает полный тревоги крик «Атас!», и начинаются молниеносные движения: лихо, опираясь лишь одной рукой на высокий (не менее метра в высоту) штакетник, один за другим мальчишки перебросив тело, «махают» через ограду и ногами открывая калитки, несутся через усадьбы вперед, к улице Гаражной.
А за ними бежит здоровенный дядька.
И вот когда он, минуя нас, заносит одну ногу через доску, прибитую внизу калитки, Валерка деловито встает, делает несколько шагов к калитке и ногой отправляет створку ворот вперед. Та ударяет по второй ноге преследователя именно в тот момент, когда он одной ногой уже з а калиткой, а вторая… Вот вторая из-за ловкого удара Миуты блокируется между доской и воротиной, и в результате мужик падает. А когда, матерясь, он встает на ноги, впереди никого нет – все уже успели убежать, а сзади он видит сидящих на крыльце дома двух пареньков, болтающих с двумя малолетними девчонками…
Потом мы выяснили, что когда наши друзья лазали по крышам, они вдруг увидели, что кто-то с мешком в руке зашел в сарай. Они по крыше подкрались, заглянули сверху в дыру и увидели, как какой-то мужчина принялся отворачивать от грузовика детали и совать их в мешок. Гемаюн решил пошутить, сказал громко: «Нехорошо воровать, дяденька!», и получил свое – мужик выскочил наружу, мальчишки градом ссыпались с крыши, и дядек бросился их ловить.
Продолжение вы знаете.
Способности Бульдозера мы также использовали.
В соседнем со мной доме жил второй секретарь райкома партии с семьей, и у него была мать-старушка. Была она злой, и когда мы стайкой шли напрямую через три усадьбы к колодцу, она, услышав скрип открываемой калитки, тут же выходила на крыльцо и начинала нас ругать.
И так каждый божий день. Нам с Валеркой это надоело, и мы решили старушку проучить. И вот когда в очередной раз скрипнула калитка и тем самым подала сигнал старухе о необходимости выйти на крыльцо, бабуле предстало следующее зрелище.
По двору медленно шел мальчик со скошенными к носу глазами. Он вытянул вперед руки, как бы пытаясь нащупать что-то перед собой, уши у него шевелились, словно локаторы, которые заменяли ему зрение.
Вообще-то зрелище было жутковатое.
Старушка не могла не пожалеть «инвалида».
– Ах ты, бедненький мой, откуда же ты взялся!.. – запричитала она. – Сейчас я, подожди.
Она шустро вынесла из дома большую тарелку со свежеиспеченными пирожками и поставила на крыльцо со словами:
– Съешь пирожочек, мальчик! А я сейчас тебе компотика принесу…
Непонятно, почему она сказала о пирожках в единственном числе, потому что когда она через минуту вышла на крыльцо, тарелка была пуста, «убогий» исчез, а метрах в двадцати, на территории соседней усадьбы у колодца весело гомонила наша компания.
Мы ели пирожки, которые были такими вкусными! Как все, что удается стащить…
– Ах вы, нехристи! – Старушка грозила нам рукой. – Вот погодите!
Мы действительно все были нехристи, тогда ведь почти никого не крестили в детстве. И вели себя соответственно.
А вообще мы ежедневно все лето купались на озере в центре Боговещенки, а когда стали взрослеть – компания стала распадаться – мы с Валеркой каждый вечер ходили на Бродвей, на танцы, а наших верных вассалов на танцплощадку пока не впускали – танцы считались молодежным мероприятием, и на них пускали лишь с 16 лет.
Так что мы отдыхали по-взрослому, а наши друзья… ну, они обычно торчали за оградой танцплощадки и смотрели сквозь реденькое ограждение на нас.
И вот этим летом, по-моему, наши девочки стали нас ревновать.
Тут самое время поговорить о «женской» части нашей дружеской компании.
Валюха и Галчонок были для нас своими, мы ведь вместе росли, вместе играли, и мы с Валерой долгие годы не замечали отношения девочек к нам.
С моей легкой руки мы называли их амазонками. А они меня с Валерой, малолетние глупышками, называли «амазонами». А мы ухмылялись – и не поправляли их.
Вот сейчас я понимаю – наши девочки были ведь влюблены в нас. Знаете, как могут любить девчонки-ученицы своего молодого учителя. Они смотрят ему в рот, ловят каждое слово, стараются быть все время рядом с ним и стараются услужить во всем.